Венские встречи под вальсы Штрауса

Радиально-кольцевая планировка исторической части города подобна московской. Их Ринг -- это наше Бульварное кольцо, Гюртель -- Садовое. Разумеется, подобие лишь геометрическое: масштаб не тот, никаких семирядных трасс, эстакад, тоннелей, пробок. Все спокойно, опрятно, уютно. Пожалуй, из всех европейских столиц Москве менее всего близка Вена.

 

Едва прилетев, спешим к собору св.Стефана. Это главный храм города и его геометрический центр. От него яркими лучами отходят пешеходные Грабен и Кертнерштрассе, отсюда несколько сот метров до императорского дворца Хофбург. Увы, пронзительный готический шпиль Стефансдома в реставрационных лесах, не подсвечен, уныло-мрачноват. Но назавтра, в порядке компенсации, Вена предъявляет нам двухбашенную Вотивкирхе близ университета. Ее тоже реставрируют, но внизу, а башни-стрелы уже отскребли. Неужели такими -- белоснежными они были при постройке? Вот вам и мрачная готика. А рядом с готикой миролюбиво уживаются пышное барокко, императорский ампир, классицизм, уютный бюргерский бидермейер. Нет лишь небоскребов, впрочем, один есть, общественность пыталась его снести, но историки отстояли.

 

Поселившись внутри Ринга, мы на неделю словно прописались в музее под открытым небом, никуда не надо специально ехать, просто выходи из отеля и глазей по сторонам. Вверх по нашей штрассе налево за углом Ам-Хоф -- самая старая площадь. Здесь когда-то, еще до нашей эры, был римский лагерь Виндобона, что вроде бы удостоверяют раскопки, оставленные для обозрения. Из отеля направо улица скатывается к Дунай-каналу, своего рода рукав могучей реки, протекавшей некогда в стороне от города. Между этими двумя водными потоками и разрасталась кольцами Вена.

 

Вся внутренность Ринга кажется сплошь нашпигованной дворцами, впритык один к другому. На деле это по большей части обычные жилые дома, офисы, банки. Зачем же тогда лепнина под карнизом шестиэтажного дома и скульптуры вдоль края крыши? Красиво? Но снизу, с низенькой улочки все это едва ли различимо. Ответ прост: такова традиция. Восхищают двери -- высокие, деревянные, резные, с потемневшими латунными ручками-кольцами. Как же пожилая фрау (в одной руке пакет с покупками, в другой -- ручонка внучки) отворяет эту громадину? С трудом. Зато величественность, красота, единение с вечным. "По этим дверям можно диссертацию защитить", -- делимся мы своими впечатлениями со знакомым венским профессором-филологом. "Уже защищены, и не одна", -- отвечает он.

 

Удивительно, но старая Вена строится. На фотографиях общего плана мы то и дело обнаруживаем желтые стрелы башенных кранов. И это в центре города, где внутри казалось бы сплошного каменного массива невозможно найти подходящую щель. Однако находят, и никаких пикетов, демонстраций, плакатов-протестов -- видимо, их "точечная" застройка чем-то существенным отличается от московской.

 

...Как и сотню лет назад, настоящий шницель по-венски подают у Фигльмюллера на Вольцзайле, а настоящий яблочный штрудель -- в кафе "Моцарт" возле Оперы. Шницель запивается сухеньким красным, разбавленным водой. Настоящие напитки дороги. Конечно, не московский беспредел, но поражает другое: потребуйте у бармена "водки" и вам подадут... 20(!) кубиков. Шок, апокалипсис, закат цивилизации.

 

В венских кафе мы обратили внимание на такой печальный феномен, показавшийся типичным. Сидит за каким-нибудь лучшим столиком ухоженная пожилая дама с чашечкой остывшего кофе и раскрытым журналом, как сиживали здесь еще в XIX веке. Не пьет, не читает, призывно поглядывает по сторонам в надежде, не подсядет ли кто, не заговорит ли. В лице просматривается некоторая неадекватность, вроде как у наших блаженных; иногда есть искажения пропорций тела, какие-то перекосы. Откуда их так много, еще не старых, но никому не нужных и одиноких? Оборотная сторона эгоистического благополучия, модифицированной пищи, закоренелого индивидуализма? Мир, куда же несешься ты?..

 

По-прежнему вызывает удивление венское метро. Нет, не тем, что на каждой станции имеется просторный лифт для детских и инвалидных колясок. Взяв билет, вы тут же сами добровольно его компостируете, причем ни турникетов, ни контролеров на входе и выходе нет. Какая же сила заставляет пассажиров брать билеты? Говорят, у местных -- это их гены, у гастарбайтеров -- страх "попасть в компьютер". Кроме того, и штраф 62 евро при случайном контроле в пути. "Честный" проезд -- 1,7 евро в один конец, так что москвичам еще есть куда расти.

 

...Попасть на выездку знаменитой Испанской школы верховой езды в одном из уголков Хофбургского парка, созданной еще в средневековье, нам не удается. Представления только по выходным, но вполне достаточно побывать на репетиции-разминке. Когда-то здесь царили лошади так называемой испанской породы, выведенной в Австрии в XVI веке. Схожие с горбоносыми иберийскими конями, они предназначались для армии. Но элегантная внешность позволила использовать их в выездке. Венцы довели мастерство до совершенства, дошедшее до нас в виде конного балета, который и можно увидеть в Испанской школе. Ныне, однако, выяснилось, что вальсировать еще лучше австрийских иберийцев способны лошади липицианской породы -- их выращивают на юге Австрии, в Штирии. Они замечательны и тем, что, родившись иссиня-черными, через несколько лет полностью седеют ("становятся белыми" -- объясняют гиды изумленным туристам).

 

В Хофбургском парке мы подвергаемся массированной атаке молодых людей в длиннополых камзолах и треуголках куртуазного XVIII века -- это распространители билетов. В лучший зал Хофбурга с красными императорскими панелями на стенах и потолке билеты следует брать самые дорогие, чтобы сидеть не дальше 9 ряда, 100 евро за двухчасовой восторг. Знаменитый симфонический оркестр исполняет Моцарта и Штрауса. Штрауса непременно надо послушать в Вене, а в трик-траке и польке есть на что и посмотреть -- седовласый "первая скрипка" начинает подпрыгивать на стуле в такт музыке, раскрепощаются и остальные. Озорное веселье перехлестывает через край, но не через тот, за которым пошлость. По авторитетному свидетельству голливудского "Большого вальса" еще веселее все это исполнялось самим композитором. Под стать оркестрантам ведут себя и вокалисты -- нарядные, радостные, подвижные. Все, кроме маленького корейца, приросшего к сцене, зато у него красивейший тенор! Запомнился австриец лет пятидесяти, лысоватый, но по-юношески оживленный и гибкий. Нет, перед нами был не испано-аргентинский мачо, предмет вожделения стареющих рублевских содержанок с замашками пэтэушниц; не иссиня-черный итальяно с наигранной страстностью расчетливого альфонса; не француз, назойливо рекламирующий тонкую духовность своих интрижек. Австриец мягко провальсировал по 2--3 па с каждой из четырех певиц, чуть заметно приобнял за талию, а то и за плечи, перецеловал всем ручки, не отводя в сторону внимательных глаз. Тонкая акварель в мягких пастельных тонах без постельного подтекста -- любуйтесь и забудьте о художнике, австриец должен остаться за кадром.

 

Музыка у австрийцев в крови. Началось ли это с создания венской классической школы музыки (Моцарт -- Гайдн -- Глюк) или наоборот, сама эта школа лишь гениально уловила то, что переполняло венскую ауру? В музыкальную Вену навсегда переселился из Бонна 22-летний Бетховен, а через полвека и 29-летний гамбуржец Брамс, и оба обрели здесь вечный покой. Почему же из всех искусств Вена отдает предпочтение музыке? Поэты чуть что зовут на баррикады, у них даже "любовь" магической рифмой тянет за собой "кровь"; художники могут шокировать изображением горки черепов "как апофеоза войны". В музыке нет ни политики, ни идеологии. Сороковая симфония Моцарта равно возбуждает и успокаивает угнетателя и угнетенного. Австрийской натуре антипатичны любые агрессивные "измы", такие как экстремизм, фашизм, коммунизм, глобализм. Здесь действенный напористый марксизм аккуратно преобразовали в мягкий "австромарксизм" с его рассудительной рефлексией за чашечкой кофе и обязательными компромиссами. Австрийцу по душе пацифизм, плюрализм, гуманизм без воинственности. Характерно, что в мире противостояния, агрессии, борьбы австрийская терпимость, тактичная дипломатичность, сдержанность, беспристрастность оказываются весьма востребованными, принося стране значительные дивиденды.

 

Вена -- третья, после Нью-Йорка и Женевы, столица ООН. Недавно одному из офисов Организации присвоили имя Кофи Аннана, и на торжество приехал сам бывший генсек. А начиналось все в далеком 1957 году, когда только что созданное МАГАТЭ разместилось в Гранд-отеле на Ринге, но венцы быстро одумались. Городок ООН -- десятка два американизированных небоскребных коробок -- построили за городом, на левом берегу Дуная, так что ООН сама по себе, а Вена сама по себе.

 

В 70-е годы через Австрию шла еврейская эмиграция из СССР, однако Вена сумела не испортить отношений с Москвой. Сегодня, когда эстонцы, поляки демонтируют памятники советским солдатам, в Вене на Шварценбергплац по-прежнему сверкает позолотой советский герб в руке воина-освободителя на высоченной гранитной стеле. И ни одна буковка в тексте Приказа Верховного Главнокомандующего об освобождении Вены 13 апреля 1945 года не сорвана чьей-нибудь хулиганской рукой с лицевой грани постамента.

 

Вена -- вице-чемпион мира по проведению международных конгрессов, конференций, симпозиумов. В прошлом году их здесь прошло 316, больше было только в Париже -- 363. Еще о венской сдержанной беспристрастности. В середине октября объявляли имена новых лауреатов Нобелевской премии, и каждый из них в "Курьере" на первой полосе был отмечен портретом, а в развороте -- большой статьей. Cи-эн-эн, расписывая премию мира "своего" А.Гора, о премии по физике лишь сухо обронило, что ее "получили два европейца", а наши СМИ вообще почти проигнорировали это событие. Между тем австрийцам было чем к слову похвастать -- их нобелевский счет весьма внушителен: 17 лауреатов. Больше всего премий по медицине и физиологии -- 6, австрийцы традиционно пристально вглядываются в человека. И это при том, что самый знаменитый Зигмунд Фрейд, конечно же, Нобеля не получил, великие как-то всегда оказываются неформатными для общего признания.

 

Вена консервативна. Здешние СМИ не скрывают раздражения и сарказма по поводу суетной устремленности соседней Чехии к "прогрессу". Австрия на официальном уровне резко высказалась против размещения в Чехии американских радаров. Вену раздражает темелинская атомная станция в семидесяти километрах от австро-чешской границы, а свою единственную АЭС они законсервировали сразу после Чернобыля. Австрия дольше многих упиралась против вхождения в Шенгенскую зону. Похоже, что и поныне здесь многие сожалеют о принятом все же решении, поставившем страну перед неизбежностью постепенной трансформации в проходной двор Центральной Европы...

 

У хозяйки нашего отеля 22 служащих, из них только пятеро -- австрийцы: трое разбитных молодцов в ресепшене, строгая дама контролирует кухню, пожилой сантехник шустрит по линии ЖКХ. Остальные -- горничные, официантки, посыльные -- хорватки, сербки, польки, венгерки, две армянки, все недавние иммигранты. В баре -- старый серб и юный непалец. Такой вот интернационал. Нам активно симпатизирует Карине из Еревана -- русский язык, ностальгия и все такое. Она охотно рассказывает о житье-бытье. Муж перебрался сюда десять лет назад, она с двумя сыновьями -- семь, родители оставлены в деревушке под Ереваном, два кузена мужа погибли в московских разборках. Сейчас все прежнее отошло на задний план, ожидают получения австрийского гражданства. "Вы, возможно, удивитесь, но мы оба музыканты. Мужу повезло, его взяли в еврейский оркестр, видимо, своего духовика не нашлось, а я, женщина с флейтой, никому не нужна. Муж много гастролирует, но денег приносит мало, вот я и кручусь официанткой здесь и еще в одном ресторане. Выходит 60 часов в неделю, хотя разрешается не больше 40, так что за остальные 20 получаю налом. Из дома выхожу в 7 утра, возвращаюсь в 10 вечера. Старший сын через год пойдет учиться на гостиничного менеджера, будет потом торчать в ресепшене за 1200 евро". Живут они в арендуемой трехкомнатной квартире недалеко от центра. В отпуск она ездит в Париж, там тепло, комфортно и недорого благодаря скидкам их гостиничного консорциума. Немного посылает родителям в Армению, дети пристроены. А как с языком? "Читать Кафку не пыталась, да и не до книг, но в магазинах объясняюсь свободно, а главное, могу отстаивать свои права".

 

В былые годы Вене нетрудно было демонстрировать свою доброжелательную толерантность -- 95 процентов жителей составляли австрийцы. Монолитная общность. Город охотно мирил ссорящихся, принимал богатые международные организации, даже давал пристанище нуждающимся, разумеется, временное. Но сам при этом продолжал спокойно жить своей, австрийской, жизнью. Сейчас здесь триста тысяч турок и немеренно славян. Турки комфортно прижились, славяне активно борются за место под солнцем. И все "отстаивают свои права".

 

По пути на концерт нам пришлось на Михаэльплац протискиваться через двухтысячную толпу, митингующую против выдворения из страны некой хорватской семьи, что-то, видимо, нарушившей. Здесь активисты напористо раздавали приглашения на следующий митинг протеста, через пару недель. Вот вам и толерантность, вот вам и беспристрастное невмешательство. А как хотелось бы сохранить былое статус-кво. Ради этого Вена даже готова пожертвовать частью золотого дождя от наплыва туристов, лишь бы не потерять свою идентичность, не превратиться во вторую Венецию, которая того гляди уйдет под воду то ли от всемирного потепления, то ли от туристического потопа. Близкие венцам по духу жители Зальцбурга стеной встали против проведения у них зимней Олимпиады-2014: "Пусть эта вакханалия калечит корейцев или русских, а нас и музыкальные фестивали вполне прокормят".

 

Интересно все-таки поразмышлять на тему, как складывался австрийский национальный характер. Формировала его история страны или, наоборот, сам этот характер "делал" историю. А история Австрии -- это история династии Габсбургов, они главенствовали здесь шесть с половиной веков! Мы едем в Шенбруннский дворец, летнюю резиденцию императоров, почитавшуюся ими более, чем холодноватый Хофбург. Первый поверхностный взгляд в прошлое более чем удивляет: что ни век, то резня, войны, кровь, эпидемии, голод, предательства, даже землетрясения -- неужели все это происходило с Веной, ныне такой благополучно-сытой, спокойной, уверенной в себе?

 

Начиная с 1529 года в течение двух столетий на Вену волна за волной накатывались турки, упрямо рвавшиеся уже тогда к благам Европы, и всегда с численным превосходством в войсках не менее чем в пропорции 10:1. Вена выстояла, заслонила Европу от исламизма, как когда-то Русь -- от татаро-монголов.

 

Но и без турок приходилось несладко. На город не раз обрушивалась чума, и в самом страшном чумном кошмаре 1713 года из каждых шести жителей Вены в живых остался только один. Легендарным героем той эпопеи стал беспробудный пьяница, которого уже свезли в могилу на телеге с горой трупов, а он вдруг возьми да и встань живым и невредимым. "Ах, мой милый Августин, Августин, Августин" -- это о нем. Еще раньше, в начале XVII века, в Австрии и в соседней Чехии прошло насильственное окатоличивание, а подобные акции всегда настояны на крови.

 

В XVII--XVIII веках, в эпоху Просвещения, наступила пора внутриевропейских разборок, типа Тридцатилетней и Семилетней войн, и дележа Испанского наследства. В этот период история Австрии совершила неожиданный кульбит, приобретя национального кумира под стать легендарным героям древности. Принц Евгений Савойский, начавший воевать в 20 лет рядовым, к 34 годам стал генералиссимусом и грозой Европы, поражая современников безрассудной храбростью солдата и хладнокровной расчетливостью военачальника. Памятником этому блистательному полководцу стал великолепный венский Бельведер, где теперь устраиваются самые знаменитые выставки.

 

Принц-воин, пожалуй, единственный австрийский герой подобного рода. Главным национальным оружием стало умение заключать выгодные союзы, плести интриги, умасливать вассалов и подчинять-подчинять-подчинять себе новые территории. При дележе "испанского наследства" Вена ухитрилась прихватить часть Бельгии и Сицилию, а потом их выгодно обменяла. Символ австрийской дипломатии канцлер К.Меттерних в 1812 году "дружил" с Наполеоном против Александра I, а с 1813-го -- с Александром против Наполеона. Все для блага Австрии. Великий Наполеон, покорив всю Европу, оставил Франции после себя лишь вражескую оккупацию. Меттерних из разгрома и оккупации Австрии французами сумел выйти с огромной Австро-Венгерской империей. Это -- к вопросу об австрийском национальном характере.

 

В шенбруннских залах Марии Терезии перед нами предстает еще одна, пожалуй что пикантная сторона венской дипломатии. Эта "железная леди XVIII века", которая твердой рукой правила империей в течение 40 лет начиная с 1740 года занималась реформированием налогов и судов, защищала страну от внешних посягательств, прославилась еще и тем, что родила 16(!) детей, преимущественно девочек, и воспитала их в лучших традициях века Просвещения. Дочки, едва им исполнялось лет 15--16, невестами разлетались по королевским дворам Европы. Самая знаменитая из них, Мария-Антуанетта, вошла в историю, разделив судьбу своего супруга Людовика XVI под ножом парижской гильотины в 1793 году. Тем не менее традиция сохранилась, и когда Наполеону потребовалось упрочить свою императорскую корону, он заменил любимую жену-простолюдинку цыпленочком из того же габсбургского инкубатора невест -- его женой стала Мария Луиза, внучка Марии Терезии, дочь Франца I, только что разгромленного французами под Ваграмом.

 

Империи не вечны, закат Австро-Венгрии, растянувшийся на десятилетия, предстает перед нами во всей своей тлетворной неприглядности в залах Франца Иосифа I, правившего страной долгих 68 лет -- вплоть до 1916 года. Электронный гид пафосно повествует о том, что император ежедневно пробуждался в 4 утра, обливался холодной водой, наскоро ел в полутемном кабинете и начинал подписывать бумаги, принимать придворных и посетителей, словом, управлять государством. А мы не можем отвести взгляда от фарфоровой ночной вазы под его аскетической кроватью, брезгливо представляя, как он пользовался ею под хихиканье пробегающих мимо фрейлин и дежурных гвардейцев. Бррр...

 

Что же вело императора в его беспрестанных трудах? В 1867 году он построил Оперу, хотя не терпел оперу; в 1883-м провел Всемирную электрическую выставку, хотя во дворце предпочитал свечи (Россию на ней представлял Александр Лодыгин, наш знаменитый изобретатель лампочки накаливания, предшественник Эдисона); в 1857-м открывал первую железную дорогу Вена -- Триест. И все это лишь потому, что "так надо", что это на благо империи. А она трещала по швам. В 1866 году войска Франции, Италии, Пруссии порознь нанесли Австрии такие чувствительные поражения, что она де-факто перестала быть великой державой. Рассыпалась же империя в 1918 году.

 

Иногда общая история каким-то причудливым образом концентрируется в биографии одного человека. Франц Иосиф I стал императором в 18 лет, женился на обворожительной дочери баварского короля Елизавете -- Сисси, как до сих пор называет ее вся Австрия -- чтобы поправить положение монархии. Семейную идиллию, как это нередко случается, подпортила свекровь, властная мать молодого императора. Юная Сисси много болела, врачи посоветовали ей переменить климат, Сисси покинула Вену, без мужа объездила чуть не пол-Европы, за что ее прозвали странствующей императрицей. Закончилась эта история 9 сентября 1898 года на набережной в Женеве. Елизавету Австрийскую остро заточенным напильником убил итальянский анархист Луиджи Луккени. Убил случайно -- у него была намечена другая жертва. А до того покончил с собой сын Сисси и Франца Иосифа I -- Рудольф, еще раньше был расстрелян повстанцами в далекой Мексике брат императора Максимиллиан вместе с женой Шарлоттой. Живя в представлениях XVIII века, он принял предложение Испании основать империю в Центральной Америке, но эта комедия скоро окончилась кровью. Деградация, распад семьи предвосхитили то, что случилось и со страной.

 

Пожалуй, журналистам все же не следует чрезмерно увлекаться далеким прошлым, отыскивая там "истоки": фактически современность живет более заглядыванием в будущее, чем воспоминаниями. В начале V века неподалеку от будущей Вены консолидировалось племя вандалов, которое, пройдя через всю Европу и Северную Африку, в 455 году разрушило Рим, утвердившись в истории своим вандализмом. Неужели и от них можно пытаться перебросить мостик к Марии Терезии и Моцарту?

 

...На площадке перед ближайшей к отелю кирхой сегодня субботний базар -- горы тыквы, сыры, колбасы, домашнее вино, обеды за грубо сколоченными столами. Мы переговариваемся, покупая плетеную корзиночку (остряки утверждают, что эти деревенские австрийские корзины привозят из Китая), нас окликают по-русски. И вот мы сидим с соотечественником, наслаждаемся горячим тыквенным супом и слушаем очередную одиссею. Его отец-офицер после войны остался жить в Таллине. Сам Андрей, 1956 года рождения, в начале перестройки по одной из горбачевских программ как способный невропатолог был направлен на стажировку в Канаду, а когда в 1991 году вернулся, ему не дали паспорта ни в Эстонии -- как сыну "оккупанта", ни в России -- как "эстонцу". Семья распалась еще раньше, дочь осталась с матерью. И он вернулся в Канаду. Окончил аспирантуру, защитился, как успешный практикующий врач объехал с десяток развивающихся стран, осел в Ванкувере, получил гражданство, профессорствует, занимается исследованием спинномозговых нарушений и ведет программы содействия российским коллегам. У него свой дом, подруга-американка, аспиранты, членство в каком-то экзотическом обществе дегустаторов вин. В Вену прилетел на конгресс невропатологов, закончившийся скучной попойкой в Ратуше. "Здесь поаппетитнее, да и Россию вспомнить приятно. Возможно, теперь на каникулы я буду летать не только в Париж, но и сюда. Вена -- сказка".