Русская православная церковь за границей (РПЦЗ) была основана в 1921 году представителями
духовенства, покинувшего Россию после революции. До конца 20-х годов она продолжала
поддерживать отношения с Московским патриархатом и разорвала их лишь после получения
в 1927 году декларации митрополита Сергия, призывавшей церковь к лояльности по
отношению к советской власти.
Ныне РПЦЗ действует более чем в 30 странах и имеет около 400 приходов. Однако
в первом параграфе положения о ней подчеркнуто: она "есть неразрывная часть Поместной
Российской православной церкви, временно самоуправляющаяся на соборных началах
до упразднения в России безбожной власти". После распада СССР и смены государственного
строя в России главные препятствия для воссоединения были сняты. Предстояло обсудить
практические аспекты решения этой исторической задачи.
IV Всезарубежный Собор проходил с 7 по 14 мая в Сан-Франциско, в кафедральном
Радосте-Скорбященском соборе. Мне довелось освещать его работу, и я с большим
интересом наблюдал за всем, что происходило вокруг одного из самых старинных и
больших православных церковных зданий в США.
Событие это несомненно имело глобальное значение, однако не было ни кордонов
полиции, ни верениц лимузинов, ни толпы любопытствующих: все происходило просто
и деловито. Некоторые сценки запомнятся надолго.
У собора нет собственной стоянки, и делегатам приходилось оставлять машины на
обычных парковочных местах, оснащенных митерами (счетчиками). Проглотив монеты,
они разрешат стоянку ровно на час. Поэтому надо вовремя "подкормить" счетчик.
И мне неоднократно приходилось наблюдать, как из собора выбегают фигуры в рясах,
озабоченно спешащие к митеру. Ублажив его очередной порцией монет, они уже степенно
возвращаются в зал заседаний. Не менее колоритной была картина, когда после завершения
работы на улице оказывалась толпа священнослужителей с перекинутыми через плечо
"ноутбуками" и цифровыми фотокамерами. В наше время и церковь не обходится без
информационных технологий.
Еще большее удивление вызывало то, что в русский храм входят афро-американцы
и представители испаноговорящей Америки. Секретарь комиссии РПЦЗ по переговорам
с Московским патриархатом, протоиерей Александр Лебедев пояснил, что представляемая
им церковь ведет просвещение населения в неправославных странах. "Всюду, где имеются
наши приходы, — сказал он, — есть люди, которые переходят в православие, — и в
Германии, и во Франции, и в США. Так, в Соединенных Штатов, где у нас порядка
200 приходов, паства приблизительно 70 из них состоит преимущественно из американцев
и окормляется священниками-американцами, принявшими православие".
Однако перейдем к главным событиям. Накануне Собора многие предвещали, что точка
в расколе будет поставлена немедленно. Но этот прогноз оказался излишне оптимистичным.
Слишком разным был настрой делегатов, и ряд вопросов потребовал дополнительной
проработки. Так, напряженные дискуссии по поводу установления "нормальных отношений"
между церквами в России и за рубежом вынудили на сутки отложить принятие резолюции
по "уврачеванию раны разделения внутри Русской церкви".
Выработанный документ учитывал различные точки зрения и был принят практически
единогласно. А ведь он содержал достаточно острые пункты. В частности, в нем подчеркивалось,
что участие Русской православной церкви Московского патриархата (РПЦ) во Всемирном
совете церквей "вызывает смущение". Зарубежная церковь резко выступает против
экуменизма (движения за достижение религиозного единства всех течений христианства)
и просит священноначалие РПЦ "внять мольбе нашей паствы о скорейшем устранении
этого соблазна".
Характеризуя дух прошедших дебатов, отец Александр отметил, что были люди, которым
не нравились некоторые положения, но это — часть "соборного процесса". По его
словам, "если бы абсолютно все поднимали руки, как на партсобрании, это было бы
признаком не единодушия, а скорее бездушия". Со своей стороны личный секретарь
главы РПЦЗ митрополита Лавра, священник Серафим Ган подчеркнул, что в принятии
резолюции участвовали все делегаты. "И те, кого считали противниками сближения,
вносили конструктивные поправки, — отметил он. — Вдруг в зале воцарилось единомыслие,
и все делегаты воспринимают это как Чудо".
Из разговоров с участниками Собора можно понять, что РПЦЗ в известном смысле
стала как бы жертвой собственной пропаганды: в течение десятилетий она сурово
критиковала Московский патриархат, и сейчас, когда встал вопрос о воссоединении,
многие ее прихожане отнеслись к нему с недоверием — такова инерция человеческого
мышления. Один из моих собеседников прибег к такому образу: маленькая лодка может
почти мгновенно изменить курс, а океанскому лайнеру требуется для этого маневра
куда больше времени и пространства.
Ярким было выступление на Соборе одного из самых решительных сторонников воссоединения
— председателя комиссии РПЦЗ по переговорам, архиепископа Берлинско-Германского
и Великобританского Марка. Да и сам он весьма приметная фигура. Вот несколько
фактов из его биографии.
Архиепископ Марк, в миру Михаил Арднт, родился в 1941 году в Саксонии. Окончив
школу, будущий владыка в течение полутора лет добровольно нес службу в армии Западной
Германии, стал старшим лейтенантом. Позднее получил университетское образование,
специализировавшись на славянских и английском языках. Его докторская диссертация
была посвящена теме: "Биографическая литература Тверского княжества XIV и XV веков".
Изучение русского языка сблизило студента с русской эмигрантской общиной во Франкфурте.
Он стал посещать храм РПЦЗ в Маннхайме, посвященный св. Александру Невскому, где
и принял православие в 1964 году.
Общение с владыкой Марком, как и с другими представителями зарубежной церкви,
приятно удивило редкой чистотой русской речи. Возможно, она несколько архаична,
но зато в ней полностью отсутствуют заимствования из иных языков. Это было красивейшее
и бережно сохраненное литературное слово ушедшей России, которое редко услышишь
в нашей сегодняшней стране.
Но вернемся к выступлению владыки Марка. Он, в частности, посетовал, что "постепенно
мы, увы, стали относиться к Московской Патриархии так же, как к советской власти",
то есть фактически отождествляли одно с другим. По его словам, "российская действительность
обогнала нас". В России открывалось все больше приходов, монастырей и духовных
учебных заведений. Все чаще некоторые клирики Московского патриархата стали критически
отзываться о политике митрополита Сергия, получившей в церковной среде название
"сергианства".
"Но многим из нас, — сказал архиепископ, — не хотелось прислушаться к этим голосам
и поддержать их. Вместо того мы усугубляли противостояние, забывая при этом или
стараясь забыть, что сами не пережили никаких лагерей, никакого нажима со стороны
властей, и что определенная часть нашей церкви не столь уж незапятнанной вышла
из небольшого опыта сосуществования с другой диктатурой — гитлеровской. Наши иерархи
не сотрудничали с ней, но прихожане были вполне готовы ее поддержать, не суть
важно, по каким побуждениям — побуждения людей в России, проявлявших в той или
иной мере лояльность по отношению к советской власти, также были разными. Но неизвестно,
что случилось бы с нами, если бы нацистский режим просуществовал 70 лет".
В итоговом документе Собора — Послании к пастве — прозвучали долгожданные слова:
"Ныне мы призываем нашу боголюбивую паству молитвенно поддержать созидательное
делание, начатое нашим IV Всезарубежным Собором. Завершением сего будет восстановление
всеми нами чаемого единства Поместной Русской церкви".
По статусу документы Всезарубежного Собора имели только рекомендательный характер,
а окончательные решения принимал последовавший за ним Архиерейский Собор, в работе
которого участвовали 12 епископов во главе с митрополитом Лавром. Заседания носили
строго закрытый характер и проходили в другом помещении — скромном здании приюта
св. Тихона Задонского.
Как подчеркивали мои собеседники, все участники в полной мере сознавали ответственность
за миссию, которая выпала на их долю. Вот трогательная подробность: три архиерея
весьма преклонного возраста, не взирая на свою физическую слабость, прибыли на
Собор, хотя никто бы не осудил, если бы они остались дома. Но почтенные старцы
сочли невозможным для себя отказаться от участия в принятии столь судьбоносных
решений.
И они были приняты. В ключевом документе — Послании к пастве сообщается: "Достигнуто
общее согласие поэтапного развития канонического и евхаристического общения между
разрозненными частями единой Русской церкви". "Мы не намерены идеализировать ситуацию,
— констатировали участники Архиерейского Собора, — несомненно у обеих частей Русской
церкви есть еще проблемы, требующие исправления... Пастырский подход диктует нам
с осмотрительностью делать шаги на пути примирения с Русской православной церковью
Московского патриархата, чтобы "не сломить тростинки надломленной" (Мф. 12:20)".
Но осмотрительность не означает отложения богоугодного дела примирения. "Дело
единения Церкви Русской мы намерены совершать неотлагательно... Итак, обращаемся
мы к нашей дорогой пастве с молитвенным призывом — отложить споры и разногласия
и влиться в спасительное делание восстановления единства Русской Церкви".
Наиболее точно смысл великого дела, совершенного в майские дни в Сан-Франциско,
выражен в заключительных словах Послания: "Было время противостояния, наступило
время примирения".
В коммюнике Архиерейского Собора зафиксировано, что проект "Акта о каноническом
общении" в принципиальном плане принят, а некоторые его пункты нуждаются в доработке.
Окончательное утверждение текста, как и порядка проведения его торжественного
подписания, поручено Архиерейскому синоду.
На заключительной пресс-конференции на мой вопрос, можно ли считать, что итоги
Архиерейского Собора заложили незыблемый фундамент для процесса восстановления,
архиепископ Марк ответил утвердительно: "Мы действительно завершили дело, которое
требовало разрешения".
Говоря об атмосфере, в которой принимались документы, владыка подчеркнул полное
согласие в стремлении двух частей церкви к единству. Вопросы возникают лишь на
уровне практическом — как это осуществить. "И тут, — резюмировал он, — мы должны
еще поработать, чтобы определить те, меры, которые необходимы для того чтобы мы
могли стоять у Престола вместе". Архиепископ считает, что воссоединение Русской
православной церкви может произойти еще до следующего Архиерейского Собора, которые
проводятся каждые 2,5—3 года.
Некоторые подробности уточнил отец Александр. Он сказал, что все принципиальные
вопросы разрешены и соответствующие документы утверждены синодами церквей как
в России, так за рубежом. По-видимому, через месяц или два в Москве вновь встретятся
комиссии двух церквей, чтобы снять последние вопросы. Есть все основания утверждать,
что разрыв в их отношениях становится достоянием истории.
Заметки на полях истории
Сегодня, когда разделенные ветви русского православия находятся на пороге воссоединения,
стоит оглянуться и вспомнить жестокое время, на которое пришелся церковный раскол,
совпавший с трагическим разломом отечественной истории.
В короткой паузе между двумя революциями, разразившимися в 1917-м — Февральской
и Октябрьской, — в Москве открылся Поместный Cобор Русской православной церкви.
Готовился он еще до Первой мировой войны, из-за нее был отложен, а угодил в другую
войну — Гражданскую. Таков был фон, на котором иерархам предстояло после двухсотлетнего
перерыва избрать патриарха. Он был определен жребием: старец Зосимской пустыни
иеромонах Алексий вытянул из трех записок с именами кандидатов ту, на которой
значился митрополит Тихон (1865-1925). Для него жребий оказался поистине тяжким.
Новый патриарх, которого нынешний глава РПЦ Алексий II назвал "мучеником и исповедником
послереволюционной России", был олицетворением кротости и доброты, но проявлял
непреклонность в защите веры. К победе большевиков он отнесся резко отрицательно
и сравнивал их планы строительства "светлого царства социализма" с сооружением
Вавилонской башни.
В первую годовщину Октября, прошедшего под знаком красного террора, патриарх
обратился к его вождям с беспрецедентно смелым посланием:
"...отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных,
прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не
к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный
им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная,
вами проливаемая, и от меча погибнете сами вы, взявшие меч!"
Большевики ответили ужесточением репрессий, которые широким бреднем прошлись
и по церкви. Александр Солженицын писал в "Архипелаге ГУЛАГ": "Священнослужители
текли обязательной частью каждодневного улова, серебряные седины их мелькали в
каждой камере, а затем и в каждом соловецком этапе".
Под запрет попало даже религиозное воспитание детей в семье, которое квалифицировалось
как "контрреволюционная агитация" и каралась по зловещей статье УК РСФСР (58-10).
Близкие к Тихону люди, опасаясь за его жизнь, уговаривали его бежать из России,
но он ответил; "Бегство патриарха было бы слишком на руку врагам церкви, они использовали
бы это в своих видах". С декабря 1918 года Тихон жил под домашним арестом на своем
подворье, в нижнем этаже которого его караулили три красноармейца. В то же время
патриарх отказался благославить Белую армию, как и Красную, потому что церковь
не приемлет братоубийства, какие бы причины за ним ни стояли.
Когда в 1921 году разразился голод в Поволжье, священнослужители организовали
Всероссийский церковный комитет помощи голодающим, но советские лидеры сочли его
деятельность излишней. У них был свой план, более эффективный — использовать для
покупки хлеба церковные ценности. И тут возник конфликт, обнаживший непримиримость
нравственных позиций двух сторон. ВЦИК издал декрет о конфискации из храмов всех
драгоценных вещей, в том числе имеющих богослужебное употребление. Церковь же
была готова пожертвовать ими, но добровольно, а конфискацию считала святотатством.
Характерный эпизод произошел в Петрограде. "Я сам во главе молящихся сниму ризы
с Казанской Божьей матери, — заявил большевикам митрополит Вениамин, — сладкими
слезами опл‘ачу их и отдам". Однако советской власти было не до сантиментов; она
предпочитала все забирать сама — так быстрее и надежнее. Через пять месяцев после
описанного случая митрополит был расстрелян.
Еще один пример, иллюстрирующий положение церкви в советской России. На очередном
церковном процессе в Петрограде, проходившем летом 1922 года, главный обвинитель
— член коллегии народного комиссариата юстиции П.А.Красиков, сильно раздраженный
упрямством подсудимых, воскликнул: "Вся православная церковь — контрреволюционная
организация. Собственно, следовало бы посадить в тюрьму всю церковь!"
А между прочим, автор программы "окончательного решения" церковного вопроса был
человеком интеллигентным. Находясь в эмиграции, он дружил с Лениным, который охотно
слушал его экзерсисы на скрипке...
Каратели подбирались и к патриарху Тихону. 5 мая 1922 года он был вызван свидетелем
на церковный процесс в Москве. Речь зашла все о том же — конфискации церковного
имущества, которому противились не только люди в рясах, но и миряне. Тихон повторил
свою позицию: священнослужители готовы сами передать находящиеся у них драгоценности,
но отбирать их насильно — святотатство. Обвинитель чуть не задохнулся от возмущения:
"Значит, мы, представители советской власти, — воры по святым вещам?" В стенограмме
судебного заседания в скобках обозначено: "Долгий шум в зале. Объявляется перерыв".
Когда он окончился, обвинитель повторил свой вопрос, не сомневаясь, что сопротивление
оппонента сломлено: "Итак, вы представителей советской власти, ВЦИК, называете
ворами?" Патриарх спокойно ответил: "Я привожу только каноны".
Вскоре после процесса, 9 мая, Тихон был арестован по обвинению в антисоветской
деятельности. 16 июня 1923 года он был освобожден, а в печати появилось заявление,
в котором патриарх раскаивался в "антисоветских поступках" и призвал духовенство
и верующих лояльно относится к советской власти. Многие историки считают, что
этот документ был ему приписан.
Вообще в последние годы вокруг патриарха происходили события, не проясненные
до сих пор. Так, 9 декабря 1924 года в келью Тихона в Донском монастыре ворвалась
группа неизвестных. Келейник патриарха (так называют прислужников архиереев) Я.С.Полозов
спас его ценой собственной жизни: он заслонил Тихона и погиб от пули. Участники
покушения скрылись.
25 марта 1925 года патриарх скончался. Причина смерти до конца тоже не установлена.
В 1988 году решением Русской православной церкви он был причислен к лику святых.
Загадкой длительное время была окружена и судьба праха святителя Тихона. По одной
из версий он был похоронен в Донском монастыре, по другой — на каком-то из кладбищ
Москвы. Появлялись и люди, утверждавшие, что останки патриарха были кремированы.
Через 65 лет после кончины Тихона его мощи были обнаружены при обстоятельствах,
в которых многие готовы видеть чудо. Их поиски к тому времени велись уже долго,
но помог случай. Пожар, возникший в Донском монастыре, потребовал срочных ремонтных
работ, в ходе которых в малом монастырском соборе обнаружилась плита с надписью:
"Святейший Патриарх Тихон". Под ней и пребывали в течение многих десятилетий его
останки.
Солженицын в уже цитировавшемся "ГУЛАГе" посвятил Тихону пронзительные строки.
Он написал о том, как трудно "представить себе положение этого несчастного Патриарха,
избранного уже после Октября, короткие года руководившего церковью только теснимой,
гонимой, растреливаемой — и доверенной ему на сохранение".
После Тихона она была доверена на сохранение патриарху Сергию (1867—1944), фигуре
еще более драматической, при котором и произошел окончательный раскол в русском
православии. Жизнь и деяния его, к которым прилепилось обидное слово "сергианство",
были полны скорби и метаний. В течение почти 18 лет митрополит Сергий, известный
богослов, читавший священные книги на трех языках, был патриаршим местоблюстителем.
Задача, стоявшая перед ним, была необычайно сложной — найти приемлемый компромисс
во взаимоотношениях церкви, которая несла тяжелейшие потери, и ее гонителем —
безбожной большевистской властью. В этих условиях, был убежден Сергий, надо во
что бы то ни стало сохранить церковь и православную веру в России.
Так появилась злополучная декларация митрополита Сергия, обнародованная 29 июля
1927 года и провозгласившая лояльность церкви по отношению к советскому государству.
Это обрушило на голову автора целый сонм проклятий, в том числе от весьма достойных
и авторитетных деятелей православной церкви. Особенно жесткой критике Сергий подвергся
со стороны "карловчан" — так называют представителей Русской православной церкви
за границей, которая в 1921 году была оформлена в сербском городе Сремский Карловац.
Патриарший местоблюститель писал, что "хочет устраивать для Церкви возможность
жизни при новых условиях... Младшие неизбежно вовлечены будут в новую жизнь, неужели
же вместе с этим придется уходить из церкви? Это было бы величайшим грехом с нашей
стороны".
Не дело людей светских выносить оценки столь сложным и щепетильным вопросам церковного
бытия. Однако мне кажется, что митрополит Сергий не мог не знать цены и своего
греха. Но это была его личная жертва, на которую он пошел сознательно, чтобы спасти
доверенную ему церковь.
У меня в архиве сохранилось давнее интервью Алексия II, которое он в 1991 году
дал итальянскому еженедельнику "Сабато". Отвечая на вопрос, как он относится к
заявлению митрополита Сергия 1927 года, патриарх сказал: "Видно ему была предложена
альтернатива: или подпись, или расстрел нескольких сот уже арестованных епископов...
Испытанная им скорбь живет отчасти и в моем сердце".
А 22 июня 1941 года, когда пребывавший в глубоком стрессе кремлевский вождь не
мог найти слов, чтобы обратиться к стране, подвергшейся фашистской агрессии, митрополит
Сергий обнародовал послание к русскому народу, призвав всех верующих встать на
защиту священных границ Отечества.
Уже после разгрома немцев под Сталинградом, 4 сентября 1943 года, Сталин, недоучившийся
семинарист, пригласил в Кремль трех митрополитов — Сергия, Алексия и Николая —
и беседовал с ними в течение 1 часа 55 минут. Он сказал, что знает о проводимой
ими патриотической работе в церквах с первого дня войны. Ее действительно было
трудно переоценить. На средства, которые поступали от верующих, были построены,
в частности, эскадрилья имени Александра Невского и танковая колонна имени Дмитрия
Донского. Двух православных святых, между прочим.
Эта беседа, о которой до последнего времени мало что было известно, чрезвычайно
показательна. С одной стороны, она отразила крайнюю степень оскудения, в которой
пребывала русская церковь, а с другой, — высветила иезуитскую хитрость Сталина,
который, увидев, как возрождается в народе авторитет православной церкви, решил
использовать его для украшения фасада советского государства, в особенности на
международной арене.
Кремлевский диктатор проявил великодушие, ответив согласием на все вопросы, поставленные
иерархами, кроме одного. Он одобрил восстановление патриаршества в Русской церкви,
открытие духовных школ, нормализацию жизни приходов. Поулыбался, узнав, что у
церкви нет своих свечных заводов и кустари, изготавляющие свечи, назначают за
них очень высокую цену. Свечные заводы вождь тоже разрешил.
А вот заявление с просьбой амнистировать лиц, которых Сергий "желал бы привлечь
к церковной работе под его ведением", Сталин удовлетворить не смог. Проверка показала,
что из 26 названных священнослужителей 25 были уже расстреляны...
Казалось бы, благодарность государства, получившего во время Великой Отечественной
войны мощную и великодушную поддержку от церкви, должна быть вечной. Но отгремели
победные салюты, и все стало возвращаться на круги своя. При Хрущеве, разоблачившем
"культ личности" Сталина, церкви разрушались особенно рьяно.
Урок, преподанный историей, ясен: власть, если она справедлива, можно уважать,
но при этом сохранять дистанцию. Что и было отражено в социальной концепции, которую
впервые в истории принял Архиерейский Собор РПЦ, состоявшийся в Москве в августе
2000 года. В ней провозглашено неучастие духовенства в делах государственного
управления. В то же время церковь предписала своим членам повиноваться государственной
власти, "за исключением случаев, когда власть принуждает их к отступлению от Христа".
Ведь сказано: Кесарю кесарево, Богу Божье.
