Рыночный колорит

Садовая улица была средоточием торговых рядов и рынков Петербурга. Остальные рынки были меньше и не представляли такого интереса. Вообще, Петербург того времени нельзя представить себе без Александровского рынка. Он занимал неправильный четырехугольник: Садовая – Вознесенский проспект – Фонтанка – Малков переулок. Это был замечательный, единственный в своем роде торговый конгломерат – сотни разнообразных магазинов, лавчонок, ларьков и открытых площадок.

 

На Садовую улицу и Вознесенский проспект выходили магазины, торговавшие новыми вещами, причем самыми разнообразными: одеждой и обувью, магазины с офицерскими вещами, с иконами и всякими церковными принадлежностями, наконец, торгующие охотничьими припасами и ружьями, а на углу Фонтанки и Вознесенского находился большой магазин с конной сбруей, дугами, седлами и пр. На набережной реки Фонтанки располагались лавки с кожевенным товаром, а ближе к Малкову переулку помещался яичный склад, к которому летом подходили крытые барки с яйцами.

 

Вдоль магазинов по Садовой и Вознесенскому над тротуарами шла крытая железная галерейка на чугунных столбиках, чтобы и в ненастную погоду прохожие могли внимательно и не торопясь разглядывать выставленные на витринах товары.

 

Под магазинами, выходившими на Вознесенский прост, были подвалы, в которых торговали известные петербургские букинисты. Никаких вывесок, даже окон улицу не было, у входа в подвал лежала связка старых газет – символ их товара. Покупатель спускался по узкой каменной лесенке и мог там найти редчайшие издания по любым вопросам. Приказчики верхних магазинов были люди веселые и расторопные, а вот букинисты – серьезны, полны достоинства, неторопливы, неразговорчивы. Они не только продавали, но и покупали старые книги. Знатоки своего дела они были необычайные. Подвалы эти не отапливались, торговать зимой им было тяжело, но стариками-букинистами двигала любовь к делу. В темноватых подвалах керосиновые лампы тускло освещали стеллажи с книгами, и как продавцы находили требуемую книгу, даже трудно себе представить. У них было много постоянных покупателей, как любителей, так и коллекционеров книг.

 

Внутри рынка располагались три пассажа: тот, что шел от Фонтанки, параллельно Вознесенскому, назывался Татарским, так как большинство лавок принадлежало татарам. Параллельно Садовой, продолжением Татарского пассажа, шел Садовый пассаж, а продолжением его, вдоль Малкова переулка, но немного отступя, тянулся Еврейский пассаж, опять же выходивший к Фонтанке. Таким образом, получалась как бы подкова из пассажей.

 

Между Татарским и Еврейским пассажами простиралась громадная площадь, которая делилась на три части крытыми галереями, соединяющими эти пассажи. На всех этих частях площади производилась особая торговля – толкучка и "вразвал". Посередине средней площадки стояла часовня, здесь-то и был самый центр этой своеобразной торговли. Во всех магазинах, лавках, ларьках, на лотках и на площадях приемы торговли были особые, нигде в Петербурге более не повторяемые. Зимой и летом торговцы стояли у входа в свои заведения и не только зазывали покупателей, громко расхваливая свой товар, но буквально тащили их за руки, приговаривая: "Хоть не купите, а посмотрите, какой у нас товар". У каждого торговца имелись свои прибаутки. Так, обращаясь к проходящему студенту: "Господин студент, для вас только что получены брюки гвардейского сукна, самолучшая диагональ барона Штиглица, брюки модные, со штрипками!" Для рабочего тоже наготове были свои обращения. Многие зазывалы ловко рифмовали свои обращения. Торговля шла бойко.

Торговали с колоссальными наценками, поэтому покупателям приходилось отчаянно торговаться. Опытный покупатель знал, что с него запрашивают втридорога, предлагал свою цену, несколько раз уходил, его возвращали, уступали и, в конце концов, достигали того, что он уходил с покупкой.

 

Только в лавках, выходивших на Садовую и Вознесенский, торговали новым товаром, во всех остальных пассажах, лавках и на площадях торговали подержанными вещами всякого рода. Чего нельзя было найти ни в одном магазине столицы, наверняка находилось на Александровском рынке. В лавках Еврейского пассажа, например, продавались гобелены, ковры, хрусталь, фарфор, картины, старинные монеты, меха. Эти же торговцы занимались и скупкой вещей. Там же и в Татарском пассаже продавали и покупали золотые, серебряные вещи, драгоценные камни.

 

Часто здесь можно было видеть небольшого роста сухощавого человека со смуглым лицом, внимательно рассматривающего старинные монеты. Это был городской голова Санкт-Петербурга граф Толстой, любитель-нумизмат.

 

В проходах между пассажами стояло много ларьков с горячей колбасой, пирожками, из-под полы торговали водкой. На главной площадке вокруг часовни продавали и покупали все что угодно, с товаром ходили, продавая его с рук, товар лежал на земле, "вразвал", здесь была главная толкучка, торговля шла по принципу: "каждый товар найдет своего покупателя".

 

Характерными фигурами на площадке были "холодные" сапожники. У каждого висела кожаная сумка через плечо, в сумке лежали инструмент и гвозди. На другом плече висел мешок с кожевенным товаром для починки обуви, а также старая обувь, которую сапожник скупал, а мог и продать. Главной эмблемой его профессии была "ведьма" – палка с загнутой железной лапкой, на которую надевался сапог для починки. Целый день, в мороз и жару, сапожники слонялись по толкучке, дожидаясь клиентов. Расчет их был прост – быстро, кое-как починить обувку и поскорее получить деньги с клиента, которого едва ли еще встретишь. Мастера они обычно были хорошие, но кто уже спился, а кто был болен.

 

Сюда же приносили много всякой залатанной одежды, которую хотели выдать если не за новую, то за почти неношеную. Носили целые вороха старых юбок и жилеток. Много старых вещей скупали, особенно после праздников, у пропившихся бедных людей, потом приводили скупленные вещи в порядок и опять продавали.

 

На толкучке среди толпы ходили торговцы сбитнем. Сбитень – это теплая вода на патоке. Они носили на спине медный бак, обвязанный старым ватным одеялом, от бака шла длинная медная трубка с краном. По поясу – деревянная колодка с ячейками для стаканов. Здесь же ходили торговцы пирожками с жаровнями на животе, которые кричали: "С пылу, с жару, пятачок за пару!" На площади, которая располагалась ближе к Садовой, шла бойкая торговля дешевой мануфактурой, а также старыми гардинами, плюшем, содранным с диванов, и т.д.

Скажем несколько слов о "железном ряде". Он представлял собой проезд с Садовой улицы на Фонтанку. Здесь продавались и покупались старые и новые железные и свинцовые трубы, фитинги, уголковое железо, балки, всякий инструмент, слесарный и столярный, машины, котлы, станки по металлу и дереву и пр. Ближе к Садовой продавались и покупались старые кровати, мебель, старинная и модная. Знатоки приходили сюда подбирать и покупать стильную мебель, главным образом, красного дерева. Мебель и кровати здесь же ремонтировались и красились. В "железном ряду" спившийся слесарь продавал свой инструмент, бродяжки продавали краденые обрезки свинцовых труб. Тут и торговля, и нажива, и выход из безденежья, тут и развлечения, и возможность сыграть "на счастье". Среди толкучки много кружков игроков: в наперсток с горошком, в орлянку и т.д. Все эти игры затевались "специалистами", которые рассчитывали завлечь и обыграть вчистую доверчивых, неопытных людей.

 

На рынке среди толпы сновало много всякого жулья. Чтобы обезопасить себя от них, покупатель пускался на всякие уловки. Допустим, надо примерить пальто или пиджак, цена как будто сходная. Покупатель снимает с себя свою одежду, свертывает ее, кладет на землю и становится на нее, чтобы воры не стянули, пока идет примерка.

 

К кражам у покупателей торговцы относились крайне безучастно. Зато, когда воровали что-нибудь у торговцев, из чувства солидарности в поимке вора принимали участие все ближайшие торговцы, и ему редко удавалось скрыться. Пойманного били до полусмерти, одинокие полицейские смотрели на эти самосуды сквозь пальцы.

Сенная площадь и Сенной рынок – эти два понятия сливались в одно, являющее собой "чрево" Петербурга. На Сенной площади начала двадцатого века располагались громадные железные застекленные павильоны, в которых было несколько рядов всевозможных лавок со съестными припасами. В каждом из этих павильонов шли два сквозных продольных прохода. Обычно размещалось четыре ряда лавок: два примыкали к наружным стенам, а два ряда смыкались своими задними стенками как раз по продольной оси павильона. Лавки все одного размера, на каждой свой номер. Богатые торговцы занимали несколько номеров подряд. Снаружи этих павильонов тоже располагались лавчонки, которые торговали всем чем угодно – от дешевой мануфактуры до детских игрушек, глиняных банок и земли для цветов. Здесь же сидели слепые в темных очках и торговали щетками собственного изготовления. Они все были обвешаны всевозможными щетками, начиная от щеточек для усов и кончая щетками для чистки лошадей. В руках держали несколько связанных половых щеток. Держали они себя с большим достоинством, не выкрикивали и не зазывали покупателей. Публика относилась к ним почтительно, никогда не торговалась, а подбирала требуемую сумму без сдачи и клала им в шапку.

 

В мясных лавках на луженых крюках висели туши только что забитых черкасских быков. На прилавках, обитых оцинкованным железом или покрытых мраморными плитами, лежали отдельные куски мяса, вырезки. Посредине лавки – громадные коромысловые весы с медными чашками и цепями.

 

Заготовка полуфабрикатов не практиковалась, нужный кусок приготовляли при покупателе. Мясник с Сенной славился своим мастерством: он ловко, безошибочно отрубал нужный кусок требуемого веса. Работали мясники длинными специальными ножами, топор применялся редко, потому что напоминал древнюю секиру, которой рубили головы на Руси. Когда они оперировали с кусками мяса, при каждом ударе ножом покрякивали, особенно если перерубали толстые кости. У них, как у всех торговцев, выработался свой язык, с прибавлением к каждому слову "с" – "пожалуйте-с", "прикажите-с", "чего изволите-с?". Этим они хотели показать столичную "шлифовку" и уважение к покупателю. При лавке работали "молодцы" – здоровые парни – и подростки. "Молодцы" выполняли главным образом тяжелые работы – развешивание туш по крюкам, переноску корзин со льдом и т.п. Одновременно между делом они обучались обхождению с покупателем. На обязанности подростков кроме банальных "побегушек" лежала разноска купленных товаров на дом. Около Сенной часто можно было наблюдать такую сцену: идет с рынка хозяйка, ничего не несет, сзади идет мальчик с большой корзиной на голове, в корзине купленные хозяйкой продукты. За доставку мальчику давали 5-10 копеек.

 

Мясники, как и другие продавцы продуктов, были одеты одинаково, как будто по форме: картуз с лакированным козырьком, полупальто, белый передник и клеенчатые манжеты. Кроме всякого мяса здесь торговали птицей, причем как домашней, так и дичью. Перед Рождеством рынок был завален гусями, индейками, глухарями, рябчиками, тетеревами, куропатками. В мясных рядах висели вниз головами тушки мороженых зайцев, окорока в большом количестве.

В рыбном павильоне зимой продавалась главным образом мороженая рыба, свежей было мало, ею торговали летом. Плоты для причала рыбацких лодок стояли на Фонтанке, откуда рыба тотчас доставлялась на Сенную. Рыба была не только местная, но и привозная – соленая, копченая; продавалась и разная рыбная снедь: икра, балыки и т.д. Необычайно много рыбы продавалось к Великому посту, особенно дешевой, "негосподской" – ряпушка, салака, корюшка, соленая треска (в другое время трески достать было нельзя, а свежая треска совсем не продавалась).

 

Цены были разные, в зависимости от времени дня: к вечеру дешевле из-за боязни, что товар залежится, испортится. Впрочем, вблизи Сенной располагались большие склады оптовиков и ледники. Покупатели торговались подолгу, продавцы же, видя, что с кого-то можно взять больше, случая не упускали. Цену диктовал рынок в зависимости от спроса, привоза, сезона, времени (перед праздниками или после).

 

На Садовую улицу выходило еще два рынка – Апраксин и Никольский, а на Невский, Садовую, Банковскую и Перинную линии выходил знаменитый Гостиный двор. Апраксин рынок представлял, как и теперь, целый ряд магазинов, торговавших материей, галантереей, мехами и пр. Качество и цена этих товаров были ниже, чем в Гостином, но выше, чем в Александровском рынке. Внутри Апраксина рынка находилось много каменных корпусов, в которых помещались склады и мастерские. В четырехэтажном корпусе располагалась фабрика разной галантереи.

 

Внутри Апраксина рынка, ближе к Фонтанке, находился Щукин двор – большая площадь с прилегающими лавками и пассажем. Здесь оптом и в розницу торговали фруктами и ягодами. Разгар торговли приходился на вторую половину лета и осень. Тогда весь Щукин двор был завален ящиками со свежими и вялеными фруктами, мешками с орехами разных сортов. Торговля производилась не только на вес, но и мерками. Принцип "не обманешь – не продашь" господствовал и здесь. Если покупатель брал ящик яблок, то первые ряды в нем были отборные, а дальше много хуже. То же и с ягодами. Рынок шумел, кишел народом. В воздухе висела брань и окрики ломовых извозчиков. Товары выгружались и погружались тут же на площади, поэтому ломовых и легковых извозчиков было множество. Страшная теснота, штабеля ящиков, кулей, мешков.

 

Работало много специальных грузчиков. Здесь они назывались рязанцами, по-видимому, большая часть их приезжала из Рязанской губернии. Они почему-то носили груз не на спине, а на голове. Для этого они клали на фуражку мягкое кожаное кольцо. Когда они не работали, кольцо висело у них сбоку на поясе. Часто можно было видеть, как такой рязанец с налившимся кровью лицом и натуженной шеей несет на голове большой ящик с фруктами.

 

Всюду шныряли стайки мальчишек. Пользуясь теснотой и суматохой, они воровали фрукты из раскрытых ящиков, пользовались любым случаем, чтобы поживиться: вот тут рассыпали груши, а там человек, сидя около наваленной на подстилке кучи сушеных ягод, заговорился с соседом, таким же продавцом, – ловкие мальчишки тут как тут.

 

Кроме этих рынков, на Садовой был Никольский рынок, расположенный недалеко от церкви Николы Морского, отсюда и получивший свое название. Это были старинные торговые ряды, вытянутые фасадом вдоль Садовой улицы, а короткой стороной – вдоль Никольской. Это был малопосещаемый, какой-то скучный рынок. По Садовой размещались продовольственные магазины. В подвальных помещениях торговали скобяными и щепяными товарами. Рынок имел и внутренний двор, там торговали оптовики. Помещались тут же и некоторые мастерские.

Напротив рядов располагалась пыльная площадка, на которой с весны до поздней осени, с утра до вечера толкались разные сезонные рабочие: маляры, плотники, штукатуры, кровельщики и пр. Здесь была их неорганизованная биржа, сюда приходили десятники и нанимали рабочих.

 

На обширной площади на углу Лиговского проспекта и Обводного канала торговали лошадьми и другими домашними животными, а также сеном, для чего там стояли возовые весы. Этот рынок имел свои характерные особенности и давал много интересных картин для наблюдения. Продажа лошадей была самой интересной.

 

Съезжалось много разных барышников, вездесущих цыган, всякого жулья, необыкновенных "знатоков лошадей" и прочих личностей, заботой которых было надуть и ободрать покупателя. "Поднатчики" со стороны продавца всячески расхваливали лошадь, указывая на несуществующие замечательные ее качества. На этой же площадке продавались коровы, свиньи, птица.

 

Торговля сеном возами производилась тут же. Пригородные крестьяне привозили много сена, так как спрос на него был большой, поскольку механического транспорта почти не было. Каждый воз с сеном уже на подходе к площади осаждался так называемыми "цапками". Что же это за "цапки"? Это молодые, разбитные, разухабистые женщины, которые подбегали к возу с противоположной стороны от той, с которой шел владелец воза, обычно пригородный крестьянин, и вырывали — "цапали" — клочья сена, набивая им свои мешки. За один день "цапки" набивали сеном несколько мешков. Это сено они продавали "по дешевке" одиночкам-извозчикам. Если крестьянин замечал воровство, то стегал "цапку" хлыстом или вожжами, не говоря уж о достававшейся на ее долю ругани.

Там, где торговали коровами, ходили бедные женщины с ведерочками и просили разрешения подоить коров. Владельцы соглашались на это, так как корове вредно, если ее вовремя не подоить. Все были довольны: и корова, которой становилось легче, и хозяин коровы, и бедная женщина, которая для своих детей надоила молока.